Холодный ветер ей из чащи подвывает.
И всё живое умирает от тоски.
Никто на свете эту боль не понимает,
что раздирает её сердце на куски…

Тупая боль, души невидимая язва,
догадка страшная как шорох или всплеск:
за то, что запах свежей крови ноздри дразнит -
она всю жизнь должна проклятье будет несть…

Несправедливое, жестокое проклятье,
незнамо кем оно наложено на род:
всю жизнь ходить в одном и том же сером платье,
клыкастой пастью раздирать чужую плоть…

Задравши морду убивается убийца
над от рожденья уготованной судьбой:
обречена чужою кровию давиться,
и презирать, как вурдалак, чужую боль…

Живою будучи - живых казнить и ранить,
лелеять ненависть, как вечности залог…
Рычать да выть. Лишь по весне - игриво лаять,
когда ей скалится такой же серый волк…

Лишь по весне о светозарном грезить лете.
Мечтать о выводке курносых сосунков -
смешных и ласковых, как все на свете дети,
не испытавшие на вкус чужую кровь…

Еще не ясно - то ли в шерсть, а то ли в перья
произрастёт щенячий пух когда-нибудь…
Надеясь лаской соскоблить проклятья серость
Она сыновнюю вылизывает грудь.

Неутолимой материнскою любовью
напрасно силится отвадить волчий рок:
не испытавший вкус чужой солёной крови
он с молоком уже впитал её порок.

Её позор, её проклятье родовое…
Её бесчестную и пагубную страсть.
Он от рожденья ненавидит всё живое,
и станет серым золотой его окрас…

Он станет серым, как бесчувственное сердце.
Как слёз не знавшие холодные глаза.
И никуда от этой серости не деться!
Ни отрыдать, ни отмолить её нельзя…

Луна над лесом огнекрылою Жар-Птицей
парит, полночную рассеивая мглу
А на земле скулит голодная волчица,
сера, как тучи, окружившие луну…